Статьи  

Олег Рубанский. «Истоки и проза Александра Вертинского». Из газеты «Домовые ведомости» №4
Часть 1
Сегодня об Александре Николаевиче Вертинском известно почти всё. Это имя у многих на слуху; кажется, прошли времена, когда оно звучало как особый пароль для общения на некоем эстетическом уровне. Ныне Вертинский в моде. Независимо от степени соответствия (или несоответствия) «уровню» о нём пишут, поют его песни люди различных вкусовых ориентаций. Впрочем, ничего странного в этом нет, даже если говорить о крайностях - невежестве и снобизме (есть такие - ревностно отрицающие малейшее отклонение от собственного понимания явления и возомнившие предмет пристрастия своей собственностью). Я тоже пристрастен (однако, без претензии), вороша свой архив... Старая самиздатовская книга текстов песен Вертинского, составленная где-то в конце 50-х. Для меня это и память о талантливейшем ценителе и знатоке творчества Александра Николаевича, киевлянине Рожавском Владимире Генриховиче, ушедшем вместе с целой эпохой. Старые газетные статьи, пластинки, нотные издания начала века...
А вот рассказы юного Вертинского, которые он писал в Киеве ещё задолго до отъезда в Москву и создания первых своих песен. «Красные бабочки», «Портрет», «Моя невеста», «Папиросы «Весна»». Эти рассказы публиковались в журналах «Лукоморье» и «Киевская неделя» в 1911, 1912 годах. Многие знают о том, что Вертинский писал рассказы, но возможность познакомиться с ними имеют немногие. В этом и следующем номерах газеты, кроме размышлений об этой малоизвестной грани творчества А.Н. Вертинского, к вашему вниманию и два его рассказа.
Биографическая справка: Вертинский Александр Николаевич родился в 1889 году, 21 марта в г. Киеве в семье присяжного поверенного. В возрасте трёх лет он потерял мать (Сколацкая Евгения Степановна), в возрасте пяти лет потерял отца. Мать и отец Александра не были повенчаны, поскольку первая жена Николая Петровича Вертинского не давала согласия на развод. После смерти Евгении Степановны Николай Петрович заболел и вскоре умер от туберкулеза.
Квартира по улице Владимирской, 43, где они жили, опустела для маленького Саши. Его взяла на попечение тётка, которая жила за вокзалом в железнодорожной колонии.
Трудными были детские годы для Саши Вертинского, когда он на себе познавал, что такое лишения и обиды и видел вблизи жизнь городского дна. Не оттуда ли социальный статус будущих его героев - маленький человек, которому всегда «горше и хуже»? Обстановка, в которой он рос, не сулила ему большого будущего. Но, по мере взросления, врождённые талантливость, чуткость, артистизм и тяга к прекрасному подталкивали Шурочку Вертинского (так называли его близкие и друзья) к интуитивному поиску своего места в жизни. Литературой, искусством, театром он начал увлекаться ещё с раннего детства и с детства мечтал создать свой собственный жанр. Сначала им вынашивалась идея сделаться клоуном в цирке, потом он пытался стать драматическим актёром, сочинял весёлые куплетики, придумывал смешные сценки, писал рассказы.
Если говорить об истоках творчества Вертинского, о первых темах, то они - «очень киевские», так как художественное мироощущение его формировалось под влиянием киевской литературной и театральной среды, насыщалось местным колоритом. Например, в одном из своих сценических этюдов, показанном в Литературно-артистическом Обществе, существовавшем в Киеве в начале века, Вертинский, по свидетельству очевидца, мастерски копировал зазывалу у подольского магазина дешёвого платья; а действие рассказа «Моя невеста» разворачивается на фоне пейзажа, состояния природы, настроения, присущих только Киеву.
В отношении культурных новшеств, Киев, объективно, не был независим от других центров русской культуры, в особенности от Петербурга и Москвы, откуда распространялись все модные в то время течения, в частности, декаданс - стиль, который пришёлся по вкусу юному Вертинскому. Но всё, приходившее извне, попадая на благодатную киевскую почву, насыщалось характерным колоритом, духом, которые ощущаются и в большинстве художественных рассказов Вертинского.
В своих мемуарах Александр Николаевич не упоминает об этой грани своего творчества, по-видимому, осознанно отличая главные плоды своей деятельности от ещё не вполне самостоятельных опытов юности. Да, рассказы Вертинского небезупречны и не были новаторскими по стилю, но в них уже заложены настроение и сюжеты его первых песен-новелл.
Нелишне упомянуть и о влиянии киевской поэзии и прозы того времени. На страницах тех же журналов «Лукоморье» и «Киевская неделя» печатались произведения многих ведущих киевских литераторов. Среди ярких имён - Бенедикт Лившиц, Николай Животов, Юрий Зубовский, Григорий Владимирский, С. Рамм (на его стихотворение «Ревность» Вертинский потом сочинит песню)... А вот отрывок из стихотворения Владимира Лазаревича: «Я влюблён в твои сумерки бледные, очертанья немые. В твои песни - такие победные и такие больные...» Я слышу в звучании этих строк ещё будущий для того времени голос Вертинского-Пьеро.
Ниже публикуемый рассказ «Моя невеста» весьма характерен для начинающего Вертинского. Для меня этот рассказ интересен, в первую очередь, темой, которая, будто бы стесняясь, уходит с переднего манерного плана. Тема сострадания, принятия и на себя тяжести судьбы обречённого, поиска, хоть фантастического, хоть временного выхода из фатальной реальности, делает этот рассказ достойным внимания, даёт возможность разглядеть живые и беззащитные ростки нравственного там, где самоуверенная нравственность видит только порок.

Александр Вертинский
Моя невеста (эскиз)

Словно призрак скользить средь печального царства,
Подходить к обречённым, притворно скорбя,
Видеть близкую смерть - я не знаю лекарства,
Я не знаю бальзама нужней для себя.

Бенедикт Лифшиц

Иногда я припоминаю её - эту маленькую очаровательную женщину... Тогда я подымаю голову вверх и тихо говорю: «Благодарю Вас». И мне кажется, что она кивает мне, оттуда сверху, грациозно машет своей узкой рукой в дырявой перчатке... И шлёт улыбку. О, эта улыбка!.. Эта зыбкая скользящая улыбка!.. Это чёрные занавесы, тихо ползущие в стороны!.. Это развороченный ветром бутон чёрной розы!.. Её нельзя забыть! Нет, никогда, никогда.

* * *
Мокрый пустой бульвар... Чёрная лента крепа. Иногда она кем-то разрезана, и я знаю, что это случайный фонарь бросил поперёк полосу света. Хмурой сонной шеренгой стоят по бокам тополи... Старые обдёрганные ветлы. Тёмно-зелёным шёлком обтянула дорожки плесень... И только осенние пустые скамейки устало вытянулись белым плачущим рядом. Я иду один этим бесконечным серым бульваром... Я один начинаю длинную муаровую ленту... За мной - только мокрая озябшая тень. Дождь... дождь и дождь... Там, по улице, бегут трамваи, а здесь, в аллеях, так темно, что старый фонарный столб кажется мне крестом. Вот эстрада. Летом здесь играет оркестр. Толстый капельмейстер, засунув руку в карман, рассматривает публику, нехотя водит палочкой... Тогда здесь движутся люди - сейчас листья. И эстрада давно прогнила, она только молча рассматривает деревья пустым тёмным глазом. Я сажусь на скамью...

* * *
То, что случилось потом, было так неожиданно и странно... В глубине эстрады тихо скрипнула полукруглая серая дверь и на середину вышла женщина... Маленькая женщина в вуали... Она сделала лёгкий изящный поклон по направлению скамеек, потом окинула взглядом пустые места и, театрально сложив руки, стала читать:

Не плачь, мой певец одинокий,
Покуда кипит в тебе кровь.
Я знаю: коварно, жестоко
Тебя обманула любовь.
Я знаю: любовь незабвенна.
Но, слушай, тебе я верна.
Моя красота неизменна,
Мне вечная юность дана!..

Потом ещё и ещё что-то... Я плохо помню эти старые стихи, я помню голос... Это был какой-то странный хрипяще-медлительный голос... На высоких нотах он дрожал... Временами почти сливался с шорохом листьев... Или падал звонкими чёткими капельками... Или вдруг переходил в сиплый свистящий шёпот... Вмиг я прирос к скамье. Её нельзя пугать - мелькнуло у меня...

А там... - продолжала она -

... под покровом могилы
Умолкнут и стоны любви,
И смех, и кипевшие силы,
И скучные песни твои!...

Она закончила. Низко-низко пригнувшись, она замерла в последнем поклоне этому пустому ряду скамеек, потом медленно и спокойно стала уходить вглубь. Дикая мысль озарила меня...
- Bis! - крикнул я, бешено аплодируя. - Bis!..
Она вздрогнула, потом ласково кивнула в мою сторону и ушла в глубину своей ровной, уверенной походкой. Я бросился к эстраде... Если она сумасшедшая, тем лучше!..
- Вы потрясли нас! - крикнул я в темноту. - Публика ломает скамейки!.. Что-нибудь ещё!.. Ради Бога!..
“Не просите, я устала! - долетело ко мне.
- Ну, две строки!..
“Ни звука!.. Я еду домой.
- В таком случае - продолжал я, пробуя взобраться на эстраду - разрешите мне проводить Вас.
“Хорошо! Вы обождёте внизу, я не одета.
Через пять минут она вышла ко мне и молча просунула свою маленькую руку в мою. Мы пошли.

* * *
“Сядем здесь!.. - сказала она, подходя к фонарю.
Я вынимаю папиросу.
“Вы приняли меня за сумасшедшую? - начинает она.
- Нет, нет!.. что Вы!..
“Ну, сознайтесь, что Вам это показалось диким.
- О, вовсе нет! это прекрасно! - спешу я.
“Дело в том... - раздумчиво говорит она, - что я привыкла к эстраде... Притом я ночую здесь... Эти скамьи и листья - моё общество!.. Я читаю для них!.. Я заметила, что листья всегда шуршат одобрительно, что же касается скамеек, то вчера одна из них даже упала в обморок во время моего монолога!..
Я молчу.
“Впрочем, я шучу - это ветер! - резко бросает она. - Я читаю для себя!.. И вообще, это моя привычка!..
Пауза.
“У Вас есть папироса?.. - говорит она, оборачиваясь.
- Пожалуйста!..
Она откидывает вуаль. Я долго ищу спичек, потом зажигаю...
- Ах!.. - вырывается у меня.
“Что с Вами?
- Ничего, ничего!..
Рядом со мной на скамейке - маленькое уродливое существо. Длинное, острое, серо-зелёного цвета лицо. Чёрно-синие припухшие губы. И это даже не губы, это два чёрных струпа. Без бровей, без ресниц, с глубоко вдавленными в череп глазами. Посредине лица - гладкое пустое пространство... Маленькая чёрная впадина... На голове - вылинявший комок из лент и кружев... До талии - чёрная кофточка с крыльями, как у фрака. Кусок коленкора, обёрнутый вокруг бёдер... И ножки - маленькие полудетские ножки в ботинках... без подошв. Вся осенняя, пронизанная сыростью. Полусгнившая - как будто много дней тлела она в груде жёлтых прелых листьев...

* * *
Молчим. С верхушки каштана отрывается жёлтый осенний лист. Долго растерянно мечется над нами - выбирает куда упасть, потом осторожно опускается на её колени.
“Вы любите окурки? - спрашивает она.
- Нет.
“Напрасно! Они говорят о многом! Если бы Вы могли собрать мне окурки всего мира, я бы рассказала Вам о тех, кто их курил. Здесь, на бульваре мне часто приходится их подбирать... Я научилась понимать их! Иногда берёшь окурок, от которого пахнет жиром и плохим пивом - это окурок чиновника, обедающего в дешёвой столовой. В другом чувствуешь запах водки и скверной губной помадки - этот курила проститутка. Третий пахнет луком и перегаром спирта, кроме того, он весь изжёван и испачкан грязью - это окурок пьяного рабочего. От четвёртого идёт запах одеколона, он мало надкурен, табак в нём хорошего качества... - его бросил какой-нибудь «господин со средствами». Я могла бы Вам рассказать о всех посещавших ну хоть этот бульвар по их окуркам!..
Пауза.
“Я так измучена осенью!.. - говорит она, пожимаясь. - Мне до боли хочется тепла!.. Иногда мне снится огонь, просто красный яркий огонь, который жжёт моё тело. Это так прекрасно!
У меня мелькает мысль.
- Простите меня, - нерешительно говорю я, - я знаю, что это слишком смело..., но ради Бога, не подумайте обо мне дурно... Я хочу предложить Вам...
“Что? - бросается она.
- Провести у меня этот вечер!..
“Как, вдвоём?..
- Да.
“Вы смелы!
- Но, уверяю Вас, что в этом ещё нет ничего ужасного!.. Я живу в гостинице, вокруг меня люди. Вы всегда можете возвысить голос... и в комнату придут. Я клянусь Вам, я клянусь, что...
“Довольно! - перебивает она. - Я верю Вам!
Я предлагаю ей руку - мы уходим. На бульваре буря. Ворохи листьев окружают нас!.. Под ноги нам валятся с треском сухие ветви!.. Липкая зеленая грязь путает наши шаги!.. А ветер толкает меня в сторону - в кучи листьев, - к мокрому пустому бассейну!..
“Вы хорошо воспитаны. - Говорит она.
Я не знаю, кто плачет на этом бульваре, но чьи-то слёзы - злые и мелкие падают на землю.
..........................................
Будь проклят ветер, срывающий её одежду! Будь проклят дождь, слепящий её глаза! Будь прокляты камни, терзающие её ноги! Будь прокляты трамваи, автомобили, кареты, экипажи, люди, могущие раздавить её или отнять её у меня!...

* * *
Я зажигаю лампу. Мои руки дрожат. Я благодарю доброго, прекрасного Бога за это счастье.
“Закройте дверь... - говорит она. - Могут войти!..
Камин пылает. Дрова приветствуют её радостным, громким треском. В моей комнате светло!.. В моей комнате белые чистые ангелы!.. Я снимаю с неё сырую набухшую кофточку и укутываю её пледом.
“Charmant!.. - говорит она.
Её белое прекрасно-уродливое лицо искрится счастьем. Она сверкает вся. Она скользит по комнате беззвучной походкой призрака. Диван, этажерки, книги... Вдруг лицо её хмурится.
“Это «любимые женщины»? - спрашивает она.
Проклятье!: я позабыл их спрятать!..
- Простите меня!.. - говорю я. - Простите!.. Но Вам нельзя читать надписей... Они не всегда удобны!..
Как мог я позабыть это?! Я быстро оборачиваю лицом к стене все фотографии женщин.
- Ради Бога!..
Она просто и дружелюбно улыбается, и я чувствую, как что-то отходит от моего сердца. Её улыбка вдохновляет. Это только маленькая чёрная змейка, скользящая по серому мрамору! Это только лучи чёрного света!
..........................................
На столе кипит самовар. Я сижу напротив и слежу за каждым её взглядом. Я хочу предугадывать все её желанья. Она быстро глотает чай и ест тартинки, а я любуюсь этой маленькой тёмной пропастью... Этим чарующим оскалом фиолетово-красных дёсен!..
“Теперь папиросу! - говорит она, откидываясь на спинку кресла.
Я переношу её с креслом к камину. По лицу её бегают огоньки. Красят ее волосы ярко-червоным золотом. Светло-жёлтым янтарём зажигают щели глаз... Пляшут на лбу... Любопытные, заглядывают в тёмную узкую впадину... В дыру, пробуравленную судьбой... В чёрный колодезь её носа.
Я сажусь у её ног. Со стола я снимаю скатерть. Я укутываю её маленькие холодные ножки. Я грею моим дыханием эти беспомощные гниющие ножки... Она жмурится и потягивается, как котёнок от ласково щекочущего тепла. Её божественно-смертельное лицо излучает такой яркий, такой благодатный свет, что мне хочется крикнуть всему миру:
- Я счастлив! Я дико, безумно, незаслуженно счастлив!..
А в камине засыпают угольки, мягко шуршат, укладываясь удобнее, изредка ворочаются или сонно потрескивают, иногда недовольные позой. Музыки!.. музыки!..
“Я такая осенняя! - говорит она. - Дождь исколол меня!.. Ветер унёс тепло моего тела!.. Меня отравила осень!.. Я не хочу холода!.. Не хочу, не хочу!
Ах!.. она дрожит! Ужасом сверкает её лицо!..
- Нет, нет! - говорю я. - Никогда!.. Вы не уйдёте от меня!.. Я больше не пущу Вас туда... Я ревную Вас к этой проклятой эстраде!.. Вы останетесь у меня! Вы будете моей невестой!.. Моей светлой малюткой-невестой!..
“Mon chevalier!.. - шепчет она.
......................................
Через час я стелю ей мою постель.
- Вы позволите мне лечь у порога? - спрашиваю я. - Я буду оберегать Вас!.. Я буду слушать, как Вы дышите!
“Надеюсь, Вы будете корректны? - беспокойно спрашивает она.
- О!.. клянусь Вам!.. Couchez vous!..
Потом темно. В камине умер огонь.
“На ночь я глотаю пилюлю!.. - пролетает в моём сознании её последняя фраза.
......................................

* * *
Утром в глаза ей било солнце... Я не счёл нужным будить её... Дело в том, что она... - была мертва.

(Редакция О.Р.)
Продолжение материала - в следующем номере.




Олег Рубанский. «Истоки и проза Александра Вертинского». Из газеты «Домовые ведомости» №5
Часть 2

Судьбы заключенных в нас талантов непредсказуемы. Самый счастливый случай – соединение с талантом главного и любимого дела жизни. Потом, если пройдут годы напряженного труда и немного повезет, миру может явиться мастер. Зрелый Вертинский однажды сказал: «Талант – это только мандат на право входа туда, где сидят мастера». Так или иначе, а в большинстве своем мы вторичны, делаем то, чему нас учили и учимся тому же. Какие-то наши способности так и остаются нереализованными и, может быть, в одной из них погибло то главное, для которого мы родились.
Найти себя в жизни – тоже талант. Вертинский с, казалось бы, неподходящими для профессионального певца данными, находит себя, становится всемирно известен именно как певец, артист сцены. И, что важно, – он от начала и до конца создавал себя сам.
Большой талант, как правило, многогранен. Вертинский – не исключение. Тонкий стилист в музыке, неподражаемый актер... Не берусь судить, насколько высоки его достижения в поэзии, но среди его стихов есть настоящие жемчужины, вызывающие состояние, при котором не замечаешь, какими средствами пользуется мастер. А когда читаешь воспоминания Вертинского о своей жизни, – налицо и прозаический дар. Не показательны ли его рассказы и зарисовки – например, о песне «Концерт Сарасате», «Концерт в городишке Килия», «Мсье Дайблер»… (их можно прочесть в книге: Александр Вертинский. «Дорогой длинною»), где автор выходит за границы жанра «мемуары» и превращается в художника, переплетающего то, что было в действительности с вымыслом. Прочтите и вы почувствуете, как автор заботится о драматургии и красочности, как изящно и мило лукавит с единственным умыслом – представить жизнь интереснее, ярче и, право, лучше, чем она есть на самом деле. Да, богатым воображением человек способен придумывать, творить свою жизнь. В прозе Вертинского это ощущается, как нечто естественное. Он и писатель – Артист.
Явно – Вертинскому «в мемуарах» трудно. Другой временной ритм. Не все до конца удается. Ведь всю жизнь он шел по другой жанровой стезе. Профессия поглощала его полностью. Как в самом ремесле каждый компонент (слово, музыка, голос, жесты и т.д.) был подчинен общему замыслу, целому, так и проза у Вертинского подчинена тому же. Кроме того, основную часть своих мемуаров Вертинский писал в самые последние годы своей жизни, спеша, боясь не успеть. В эти годы он много и трудно работал на сцене, уставал. Похоже, ему не хватило времени полностью отредактировать свои воспоминания. Отсюда мое ощущение отрывочности некоторых глав….
Теперь, следуя общему замыслу, вернемся к прозе раннего Вертинского.
Вашему вниманию – рассказ «Красные бабочки», напечатанный в киевском литературном журнале «Лукоморье» в 1911 году.
Предлагаемый рассказ я бы выделил особо. От остальных киевских рассказов Вертинского этот отличается автобиографичностью; в нем узнаются картины, впечатления, настроение самого тяжкого периода детства автора. Вымышлен только сюжет. Для сравнения – несколько выдержек из мемуаров Вертинского.
«Я смутно помню себя ребенком трех-четырех лет…...
Лизка, горничная, девчонка лет пятнадцати, подошла ко мне и сказала:
– Будет тебе сидеть на горшке! Вставай, у тебя умерла мама!
…Очевидно, для утешения мне дали шоколадку с кремом.
Мать лежала на столе в столовой в серебряном гробу вся в цветах. Быстро взобравшись на табуретку, я чмокнул маму в губы и стал совать ей в рот шоколадку... Она не открыла рта и не улыбнулась мне, я удивился. Меня оттащили от гроба и повели домой к тетке».
«Марья Степановна была молодая, красивая, своевольная и капризная женщина со всеми характерными чертами, свойственными ее сословию, из которых главная была – самодурство».
«Марья Степановна... не имела никакого понятия о воспитании детей, а тем более мальчишек».
«А я, лежа ночами на сундуке в передней, на грубом солдатском ковре, весь в синяках, избитый и оскорбленный, горько плакал и яростно мечтал о том, как я однажды оболью бензином теткину кровать, и как она будет корчиться в пламени, и как сгорит весь этот проклятый дом».
Главный герой рассказа (автор дал ему имя своего отца) так же рано, как и Саша Вертинский, потерял родителей и родной дом. Все, что осталось у него – это только память о них да о коте Кашулке (у маленького Саши был кот Кануська). Все светлое в его жизни – прошлое. Настоящее – это чужой дом, сундук вместо кровати, горькое одиночество. Что ждет его впереди?


Александр Вертинский
КРАСНЫЕ БАБОЧКИ
рассказ

«Колька, что я тебе сказала?..» – кричит из кухни Берта Яковлевна.
«Ступай на место и не мешай работать!..»
«Оставь ножницы!..»
«И спичек не тронь, мерзкий мальчишка!..»
Колька тихонько сползает с табуретки и на цыпочках бредет в свой угол.
Берту Яковлевну нельзя сердить... Берта Яковлевна может прибить, и потом будет плакать, что у нее разрыв сердца...
Лучше поиграть лоскутками.
Лоскутки тоже хорошая вещь.
Набрав их целую горсть, Колька принимается раскладывать их по длине половицы.
– Синие и желтые.
– Красные и белые.
– С узорами и без узоров.
Прекрасные лоскутки!..
А других игрушек нет... Раньше у Кольки был друг – старый кот Кашулка, ну тогда играли вдвоем, а теперь Кашулки нет – Кашулку убили мальчишки. Колька помнит, как метался Кашулка по крыше с бутылкой на хвосте и как в него бросали камнями, и как он повис, зацепившись за водосточную трубу...
Убили.
А теперь скучно стало, мамы тоже нет... Ушла куда-то...
В мастерской Настя стучит машиной. Вот Настя еще хорошая... Когда Берта Яковлевна бьет Кольку, Настя под конец не дает...
А сейчас она шьет с мастерицами новое платье...
Чудное платье!.. – оно черное и такое ласковое, и с красными бабочками.
Колька его очень любит.
Бабочки на нем такие огромные и мохнатые! Когда Кольку прогоняют в угол, он всегда смотрит на них из-за шкапа. Жаль только разговаривать с ними нельзя – Берта Яковлевна не дает... Но зато можно смотреть, как кружатся они в тусклом свете керосинового солнца…...
Как весело дерутся между собой...
Как быстро летают по комнате...
Настя говорит – «бабочек нет», «бабочки вышиты».
Глупости!..
Если бы Настя посидела здесь, в углу за шкапом, она бы, наверное, увидала много интересных вещей!..
Темнеет. Скоро зажгут лампу. Колька вспоминает, что завтра день его рождения и ему семь лет.
От некоторых воспоминаний Кольке становится грустно-грустно. Лежа на сундуке, он думает о том, что в прошлом году была мама, что ему подарили паяца и резиновый мячик и что теперь, вероятно, ничего не подарят.
Берта Яковлевна говорит – «подарки – баловство» и еще говорит, что она и так истратила на него «полжизни и полсостояния»...
Так.
Звонок. Колька вздрагивает.
Кто это?
Звонка нельзя равнодушно слышать, всегда кажется, что должен кто-то войти.
Кто-то важный и нужный.
Нужный ему – Кольке.
И когда он придет, все пойдет иначе.
Как, – неизвестно.
И кто, тоже неизвестно – может быть, мама...
Настя побежала отворять. Колька высунулся из-за шкапа и тревожно смотрит на дверь.
Кто это?
Дверь распахнулась. Вбежала маленькая собачка, за ней какая-то дама, а за ней Настя с лампой.
Прибежала Берта Яковлевна и начала суетиться.
«Проше сядаць, панна Ядвига!..»
«Проше сядаць!..»
«Я сию минуточку!» – трещит она.
Колька соображает, что муфта, которую дама положила на стол, очень похожа на покойного Кашулку и ему приходит в голову, что хорошо бы расспросить об этом даму, но Берта Яковлевна из-за ширмы для чего-то делает ему страшные глаза и сильно шевелит губами.
Вероятно, нельзя.
Жаль!
«Это Ваша собачка?..» – спрашивает даму Берта Яковлевна.
«Моя!» – говорит дама.
Кольке почему-то кажется, что Берта Яковлевна сейчас заплачет. Она целует собачку в морду и рассказывает, как ее покойный муж купил ей однажды такую же маленькую собачку, и как ее можно было носить в муфте... Она так любила ее, так любила...
Муж даже ревновать начал!..
«Да?» – улыбается дама.
«Представьте!» – говорит Берта Яковлевна и делает растроганное лицо.
«Врет!.. – шепчет кому-то Настя, – и собаки не было, и мужа не было!..»
Вдруг Берта Яковлевна бросает собаку и заявляет уже другим тоном: «А шелку не хватило!..»
И потом прибавляет: «Ей Богу!..»
Дама слушает. От нечего делать она рассматривает комнату.
Наконец, работа окончена.
«Можно мерить!» – говорит Берта Яковлевна и встряхивает платье.
Бедные бабочки! они чуть не попадали...
Вот сейчас слетелись они, испуганные и потревоженные в том углу, где падал свет лампы.
Кажется, они о чем-то сговариваются.
Берта Яковлевна, набрав в рот булавок, ходит вокруг да около...
«Бочок подметать!..»
«Здесь соберется!..»
«Воланчик подколем!..» – мычит она.
А дама, верно, не любит бабочек! Она так мнет их, ломает им крылышки.
Бедные!
«Какая красивая икона!» – замечает дама, обернувшись.
«Это покойного мужа» – говорит Берта Яковлевна.
«При лампадке она еще интереснее. Колька, зажги лампадку!..»
Колька достает лампадку, осторожно наливает масла и, сделав фитилек, медленно несет к киоту.
«Чуточку назад!» – просит даму Берта Яковлевна.
Шаг... – один шаг... – и лампадка падает из Колькиных рук, масло разливается и покрывает грязной волной – спину, шлейф, кружева и... бабочек.
Огромных красных бабочек!
Сперва они вздрогнули, потом как-то съежились, затрепыхали крылышками и вдруг жалобно сбились в тесную грязную кучу.
«Ах!..» – крикнула Берта Яковлевна...
«Ах!..» – в ужасе повторила дама...
Мастерицы застыли.

Колька лежал на сундуке за шкапом и стонал. Ему казалось, что горит дом, горит сундук и голова горит тоже. Берта Яковлевна била его до тех пор, пока Настя не сжалилась и не отняла его. Колька не плакал.
«Бедные бабочки!» – думал он, сжимаясь от боли.
«Вероятно, они умерли?..»
И теперь, натягивая на себя рваное одеяльце, – Колька метался.
Разве он виноват?..
Что делать?
Милые мертвые бабочки, они уже никогда не будут больше кружиться по комнате и порхать по черному платью!
Никогда!
А те, живые, – они ведь ненавидят его, он убил их братьев...
Колька весь дрожал от беззвучных глухих рыданий.
«Нужно пойти!..» – мелькало у него.
«Рассказать нужно!..»
Колька сбросил с себя одеяло и вскочил.
В правом углу храпела Берта Яковлевна, вся черная и длинная, как мертвец. Из-за ширм долетало сопенье мастериц.
«Страшно!» – думал Колька.
Весь дрожа, осторожно пробирался он к окну.
«Ох!» – храпела Берта Яковлевна.
«Ох!» – хрипел безголовый манекен и грустно покачивал туловищем.
Страшно!
А на столе, завернутое в белую простыню, – лежало платье.
«Так и мама лежала когда-то... – вспомнилось Кольке. – Здесь на столе!..»
Тогда ему кто-то дал шоколадку с кремом и он хотел дать кусочек маме... Но мама не отвечала.
Он приносил Кашулку и они вдвоем ласкались.
«Мамочка, встань!» – говорил Колька.
А мама все спала.
Так ее и нет с тех пор.
Только тогда были кругом свечи. А теперь…
Луч фонаря осторожно скользнул в комнату, заглянул на стол и в ужасе прянул прочь.
Колька развернул простыню. Бабочки лежали мертвой кучей – мокрые, потемневшие и жутко молчали.
«Умерли!» – в ужасе думал Колька.
А те, другие, уже не летали, – сбившись в тесный дрожащий кружочек, они с болью смотрели на мертвых и зловеще грозили кому-то своими красивыми лапками.
«Я не виноват!» – шептал Колька...
«Я, право, не виноват!..»
Он грел их своим дыханием, целовал их головки, расправлял крылышки...
Бабочки молчали.
Когда Колька дополз до своего сундука и уснул, ему приснился сон. Снилось ему, что мертвые бабочки вдруг ожили и начали шевелиться... Они хотели подняться, чтобы вспорхнуть и полетать по комнате, но не могли. Они цеплялись лапками за черный шелк платья. Долго карабкались, ползли куда-то... Шевелили усиками... Оглядывались на Кольку... Потом падали в грязную липкую лужу и тяжело, долго трепыхались.
Колька мучился и шептал:
«Я нечаянно!..»
«Я не знал!..»
Но бабочки молчали, укоряя его взглядами. И крылышки их тяжело волочились сзади, как шлейф платья...
А те, что остались в живых, – плакали маленькими красными слезками...
Бешено кружились над его головой...
Царапали лапками...
Били крыльями...
И кричали, как Берта Яковлевна:
«Вот тебе!.. Вот тебе!..»
Колька не плакал.

(Редакция О.Р.)




«Остров» духовного возрождения…

«Ваш фестиваль – это остров духовного возрождения и толчок к глубоким мыслям…» – эти и другие хорошие слова с несомненной искренностью сказала женщина, позвонившая мне через два дня после окончания фестиваля… В те дни моей организаторской суеты, я, слыша слова поддержки, мог лишь ненадолго остановиться, чтобы поблагодарить, запомнить. А несуетную, наиболее полную благодарность, важность таких эпизодов и, к примеру, вот такой трактовки, как приведённая выше, ощутил лишь сейчас, когда нужно чем-то настоящим и живым «зацепиться» за начало статьи…
С 15 по 17 мая в Днепровском районе Киева в Школе Джазового и Эстрадного Искусств и ещё в нескольких «островных» местах нашего творческого столичного архипелага проходил Пятый Международный Фестиваль Авторской Песни и Поэзии «Остров» имени Довлета Келова.
Вообще-то объяснять жанр Авторской Песни, разнообразие форм её жизни – от подножий до вершин – перед искушёнными читателями журнала «Джаз», наверное, было бы некорректно. Замечу лишь, что, по большому счёту, Музыкально-поэтическое творчество в лучшем своём качестве превращается в большое искусство и опирается на великие образцы мировой культуры. Неугомонный Франсуа Вийон и Шуберт, впервые, пожалуй, мастерски соединивший высокую поэзию (Гёте, Шиллер, Гейне…) с расслышанной в ней музыкой… Окуджава, Визбор, Высоцкий, Никитин (вписывайте, вписывайте имена!)… – это наш мощный, питающий и оживляющий берега, поток, вобравший в себя горние истоки, вливающийся в океан, где и Рейн, и Днепр, и Волга…
Поэтому бытующее где-то мнение о примитивности авторской песни, как говорится, не про нас и не о наших ценностях. Никакой «тусовки» и дешёвых хохм со сцены! Фестиваль «Остров» показал высокий эстетический уровень, оказался богатым на настоящих мастеров музыкально-поэтического слова, талантливых конкурсантов-учеников, проходивших через творческие мастерские, и зрителей – интеллигентных, отзывчивых, мудрых.
Вот вспомнился вдруг Зиновий Гердт, поведавший в одном из своих интервью, как дедушка Авторской Песни Александр Вертинский сказал (воспроизвожу по памяти): «Талант, дорогой Гердтушка, это только лишь мандат на право входа туда, где сидят мастера…». Большой труд и многолетняя верность выбранному пути, ответственность перед теми, кто однажды в тебя поверил, обязательно приведут вас, друзья-соратники, принявшие участие в конкурсной части фестиваля, к тем вершинам, где у певцов и живописцев, музыкантов и создателей передовых технологий – общий язык для понимания. Просто у каждого мастера – свой путь и средства для выражения мыслей и чувств.
Выступление на сцене Школы Джазового и Эстрадного Искусств – всегда проверка на мастерство и большая ответственность. А ещё может возникать мысль о том, совместимы ли ауры Джаза и Авторской Песни. Впрочем, лично я в этой совместимости не сомневался. Общего – много! Свобода в общении и единственность каждого исполнения – только здесь и только в это время, обязательная нацеленность на атмосферу сотворчества, близкий контакт между исполнителем и слушателем, требование небанальности и интеллекта, особая эстетика и сложный синтез множества средств для передачи идеи и содержания… А ещё: на разных джазовых мероприятиях я замечал, как ищет Поэзию Джаз и, с другой стороны, знаю многих мастеров авторской песни, использующих в музыкальной составляющей своего творчества интонации и стилистику джаза, без чего не обошлось и на этом песенном форуме. Кстати: два дня в антрактах упорядочивал мысли и чувства зрителей, взволнованных высокой поэзией, известный киевский джазовый пианист и, что тоже важно, скромный и добрый человек Михаил Самохвалов.
И вот ещё знак – в послефестивальный понедельник встретился мне у входа в Джазовую Школу Валерий Павлович Титаренко, шеф-редактор журнала «Джаз», посетивший фестивальные концерты, и предложил написать статью о фестивале.
«Это было здорово, Олег, высокий уровень, – сказал Титаренко, – и ещё мне понравились «репризы» – ведение концертов, представление участников…».
«Ведущие импровизировали. По ситуации и от души. Тут, как и в джазе, всё должно быть честно».
Поэтому я с Вами здесь, уважаемый читатель, и мы беседуем не спеша, импровизируя на заданную тему.
«Остров» (первоначально – «Жуков Остров») – это фестиваль Памяти, истории киевской (и не только) Авторской Песни, поэзии, традиций творческого общения в концертных залах и на природе у костра. Проводится ежегодно в середине мая.
Основан фестиваль в 2005 году. Возникновение «Острова» связано с именем Довлета Келова (1955 – 2004) – киевского барда, руководителя Клуба Авторской Песни «Арсенал».
Довлет Довлетович Келов родился 9 мая 1955 г. в Туркмении. В школьные годы жил в Ашхабаде.
В 1972 г. Довлет приехал в Киев и стал студентом Института Инженеров Гражданской Авиации. После окончания института работал в аэропортах, затем на заводе им. Лепсе, в НИИ, имел патенты на изобретения, в 2000х годах занимался предпринимательской деятельностью. Талантливый инженер-изобретатель, Д.Келов был всесторонне одарённым человеком, хорошо знал историю славянских и азиатских народов, изучал их культурное наследие, любил высокую поэзию, что вдохновляло его и на собственные творческие поиски. Поэтому жанр Авторской Песни, опирающийся на первичность высокохудожественного слова, был сознательным выбором для Д.Келова. Уже имея определённые творческие наработки как поэт, он в начале 1980х годов приходит в киевский Клуб Авторской Песни «Арсенал» и вскоре становится известным автором-исполнителем в жанре АП в Киеве и за его пределами, неформальным лидером клуба, опекуном и камертоном для молодых. Именно его подсказки и замечания помогали взрослеть многим авторам. В непростые 1990е, когда Авторская Песня переживает кризис, именно он, Довлет, становится руководителем «Арсенала», придумывает знаменитый арсенальский концертный подвальчик. Это именно он был организатором четырёх Всеукраинских фестивалей Авторской Песни… В историю АП Довлет Келов вошёл как автор песен высокого уровня и один из наиболее авторитетных подвижников жанра, благодаря которым песня приходит к слушателям, открывает новые имена и воспитывает молодёжь в духе человеческого достоинства и правды в противовес ограниченности и лжи. Именно на работу с молодёжью в первую очередь были направлены усилия Д.Келова как руководителя Клуба Авторской Песни.
Довлет умер от сердечного приступа 17 января 2004 года.
В память о Д.Келове стараниями друзей, почитателей его личности и творчества изданы звуковые альбомы его авторских песен, первая книга его стихов и в 2005 году основан Фестиваль Авторской Песни и Поэзии «Жуков Остров» имени Довлета Келова. Фестиваль поставил своей задачей то, что было наиболее важным и для Довлета – популяризацию лучших традиций Музыкально-поэтического творчества, представление жанра перед киевской общественностью на высокохудожественном уровне, помощь начинающим авторам-исполнителям, сохранение памяти о тех, кто создавал историю жанра, чьи имена не подлежат забвению.
Так, кроме выступлений лучших конкурсантов и гостей, на фестивале в этом году были представлены концертные мини-программы, посвящённые Довлету Келову и недавно умершему Семёну Кацу – одному из наиболее известных и любимых за пределами Киева авторов-киевлян, старшему другу и учителю не одного поколения киевских бардов.
С этого года большинство фестивальных мероприятий, в отличие от прежних лет, было решено проводить в концертных залах Киева. Поэтому сменился акцент в названии Фестиваля. «Остров» – теперь конкретно символизирует единство свободных людей, обладающих высоким творческим и моральным духом в наше бурное, полное опасностей время… Гораздо больше появилось возможностей для работы творческих мастерских. При полной демократичности доступа к участию в фестивале, участники попадали на сцену только после серьёзного, требовательного и одновременно доброжелательного анализа заявленных песен и стихов. Для такой работы в отборочное жюри (творческие мастерские) были привлечены известные мастера Авторской Песни. Таким образом качественный уровень «Острова – 2009» обеспечили Тимур Бобровский, Александр Король, Сергей Лёвин, Инна Труфанова, поэт и прозаик Сергей Черепанов… Руководил работой мастерских, а затем блистательно составил и был одним из тех, кто вёл концертные программы – Николай Чернявский.
Организацией фестиваля «Остров» занималась группа независимых личностей – единомышленников и коллег. В состав оргкомитета в этом году вошли Я.Антонюк (учёный-кибернетик, автор-исполнитель), О.Бобровицкий (предприниматель), И.Витковский (сотрудник ШДЭИ, автор-исполнитель), С.Лёвин (начальник группы по связям с общественностью Военного института КНУ им. Т.Шевченко, автор-исполнитель), Г.Макаренко-Дергунова (сотрудница ШДЭИ, организатор фестиваля «Зимові джазові зустрічі»), А.Масальская (музыкант-педагог), Г.Рубанский (ученик ШДЭИ), А.Таланцев (представитель киевского Клуба Авторской Песни «Дом»), И.Труфанова (автор-исполнитель, радиожурналист), Н.Чернявский (автор-исполнитель, руководитель, сценарист и участник многих резонансных песенных проектов, кандидат технических наук)… Возглавил оргкомитет П.Полтарев – музыковед, Советник Министра культуры по вопросам джазовой, популярной и рок-музыки, директор ШДЭИ.
При своей независимости и готовности ради этого и впредь обходиться скромными средствами, фестиваль «Остров» является открытым для предложений о сотрудничестве с частными лицами и государственными структурами, если они также являются искренними, конструктивными, справедливыми для всех участников проектов и свободными от конъюнктуры.
В разные годы организационную и иную поддержку нашему форуму оказывали наряду с отдельными частными лицами Военный институт Киевского национального университета им. Т.Шевченко, Голосеевская в г.Киеве Госадминистрация, Центральная Библиотечная Система Голосеевского р-на, Дом Технического и Культурного Творчества Молодёжи «Печерск», клубы Авторской Песни «Арсенал» и «Дом», творческие объединения Экспериментальный Театр Авторской Песни ЭТАП и Литературно-музыкальный Салон в г.Киеве, киевский Дом Актёра, различные масс-медиа, Школа Джазового и Эстрадного Искусств…
NB! Единственная в Украине Школа Джазового и Эстрадного Искусств, в которой и раньше проводились концертные мероприятия в жанре Авторской Песни, определяет Музыкально-поэтическое искусство (лично мне больше нравится такое определение), как одно из профильных для этого учреждения культуры и с 2009 года становится базовой для фестиваля «Остров» – также единственного в своём роде столичного форума, соединяющего в акустическом звучании авторскую поэзию и музыку.
В этом контексте хочу процитировать слова о прошедшем фестивале педагога ШДЭИ Галины Макаренко-Дергуновой, которая приняла самое активное участие в работе оргкомитета:
«Прежде всего, необходимо отметить важность проведения фестиваля Авторской Песни в стенах Школы Джазового и Эстрадного Искусств. Джазовая музыка имеет много граней соприкосновения с Авторской Песней, смысловое наполнение которой также базируется на спонтанных порывах души, взлётах мысли. А при их соприкосновении, творческом контакте оказывается, что есть чему и поучиться друг у друга, чтобы стать ещё ярче и богаче. Приятно было увидеть в зале столько одухотворённых лиц разного возраста – от учеников до убелённых сединой ветеранов киевского джаза Евгения Ерёменко (одного из лучших саксофонистов знаменитого джаз-оркестра «Дніпро»), Рудольфа Маринова (гитарист) – большого поклонника и даже исполнителя бардовских песен, который и сам тут же загорелся желанием что-нибудь такое спеть! Пришла на концерт и поэтесса Марина Свириденко, которая любит джаз и, как поэт, сотрудничала с одним из основоположников киевского джаза Евгением Дергуновым. Были и другие, знакомые по нашим зимним джазовым фестивалям люди, чьи лица были вновь взволнованны и увлечены потоком творчества. Считаю, что такие уникальные концерты важны для нашей школы, они имеют большое воспитательное значение и дополняют палитру наших мероприятий таким нужным духовным творчеством, расширяют географию наших творческих связей».
О географии. За годы существования киевский международный фестиваль «Остров» принимал знаменитых гостей из многих городов Украины, ближнего и дальнего зарубежья (Белая Церковь, Винница, Гомель, Донецк, Запорожье, Калуга, Кременчуг, Луганск, Львов, Нюрнберг, Одесса, Сан-Франциско, Санкт-Петербург, Северодонецк, Симферополь, Черкассы и др.)
На этот раз Почётными гостями были: Виктор Байрак (Воронеж) – бывший одессит, также известный ещё с советских времён по участию в «Клубе Знатоков» и телеигре «Что? Где? Когда?». Юрий Чайка (Харьков) – организатор знаменитого харьковского фестиваля ЭСХАР, который ещё называют «украинской Грушинкой», проводя аналогию со знаменитым бардфестивалем на Волге. Александр Иванов (Москва) – бывший калининградец и моряк-радиоинженер на рыболовецком и научном флотах во времена Союза; его песни, ставшие нынче классикой жанра, когда-то распространились по огромной стране прежде, чем их автор сошёл на берег и стал профессиональным артистом-исполнителем. Нужно отметить, что А.Иванов является одним из первых, работающих в джазовой манере авторов в нашем жанре, далеко расширяя стилистические границы Авторской Песни.
В программе Пятого Международного Фестиваля Авторской Песни и Поэзии «Остров» было шесть основных мероприятий. Первое – пятидневка предварительного конкурсного отбора (творческих мастерских), куда приглашались все желающие – поэты, авторы и исполнители песен, относящие своё творчество к жанру АП, без возрастных и языковых ограничений. Главными критериями для отбора произведений были художественный уровень, содержание, базирующееся на принципах общечеловеческих моральных ценностей, исполнительское мастерство. Одной из основных задач мастерских считалась помощь начинающим авторам и исполнителям в творческом совершенствовании независимо от их готовности выйти на фестивальную сцену.
В пятницу 15 мая на главной сцене ШДЭИ состоялся первый фестивальный концерт, в котором кроме Почётных гостей уже на равных участвовали те, кто прошли конкурсный отбор и члены отборочного жюри. Среди вторых хочется отметить самого юного участника фестиваля Сычевскую Дарину – ученицу ШДЭИ, впервые в жизни вынесшую на большую сцену своё поэтически-утончённое и жизнеутверждающее творчество, трио – Юлию Каталагину и Екатерину и Елену Симоновых с их качественным ансамблевым звучанием, сотрудников ШДЭИ Дорошенко Ольгу, Ивана и Татьяну Витковских с интересными композиторскими трактовками стихов, мудрую поэзию Елены Грицюк (Чернигов), а также мастерский уровень Ольги Артёменко, Елены Школьной, Олега Антипина…
В этом же концерте высоко и трогательно прозвучала композиция, составленная из стихов и песен Довлета Келова в исполнении Николая Чернявского, Олега Рубанского, Валерия Вербицкого, Оксаны Дориченко и Татьяны Базилевской.
О другом мероприятии фестиваля, которое состоялось в субботу днём, свидетельствует его непосредственный участник и главный организатор Сергей Лёвин:
«Традиционное выступление наших Почетных гостей в Военном институте Киевского национального университета имени Тараса Шевченко стало яркой и запоминающейся страницей фестиваля.
В этом году по приглашению начальника Военного института генерал-майора Виктора Балабина здесь выступали авторы и исполнители своих песен Александр Иванов (г. Москва), Виктор Байрак (г. Воронеж), Юрий Чайка (г. Харьков), а так же поэтесса Елена Грицюк (г. Чернигов). Учитывая специфику аудитории, доминирующей была военная тема. Благодарные слушатели получили то, ради чего пришли: от облаченных в неподражаемую эмоциональную окраску философских размышлений о дальних морских походах бывшего моряка Александра Иванова, тонких и лиричных поэтических отступлений Елены Грицюк, до коварных жуков Колорадо Юрия Чайки и вышитых на женских трусиках боевых танков Виктора Байрака. (Да уж, каких только образов нет в песнях вышеперечисленных моих товарищей! Примеч. О.Р.)
Завершился концерт под бурные овации курсантов. Выступавшим вручили памятные подарки, а желающие сфотографировались на память».
А в субботний вечер в Большом зале Школы Джазового и Эстрадного Искусств состоялся центральный концерт фестиваля «Остров – 2009». Называлась эта концертная программа «Человеческий голос» - по названию песни одного из участников. Это был в высоком смысле «самый мастеровой» и «уровневый» концерт, подобного которому, по свидетельству многих зрителей, в Киеве не было давно. Сначала зрителям была предложена композиция, посвящённая памяти Семёна Каца (в прозе Сергея Черепанова, песнях и стихах С.Каца в исполнении Т.Бобровского, О.Рубанского, Н.Чернявского). Затем, в продолжение идеи – сохранения памяти об ушедших и лучших традиций АП – выступавшие корифеи жанра пели песни любимых классиков и, конечно же, свои. В числе принявших участие в этом концерте – Александр Король, Дмитрий Долгов, Сергей Лёвин, Инна Труфанова, Валерий Вербицкий, Анатолий Лемыш, Владимир Новиков, исполнительский дуэт Ольга Артёменко – Екатерина Тетеря, Владимир Семёнов, Елена Рябинская, Виктор Байрак (Воронеж), Юрий Чайка (Харьков) – глубочайшая поэзия и великолепный собственный фортепианный аккомпанемент, Александр Иванов (Москва) – зал цепенел, заворожённый его голосом, джазовой гитарой и подачей, а затем взрывался бурей восторженных аплодисментов! (Впрочем, и других исполнителей публика не обидела.) И другие, и другие!..
В воскресенье 17 мая по традиции состоялся выход участников фестиваля на природу. На ту самую поляну на Жуковом острове, где и прежде любил собирать своих друзей для творческого общения Довлет Келов и где проходили основные мероприятия первых фестивалей его имени. В рамках нынешнего фестиваля это мероприятие называлось «Пикник “Жуков остров”». Однако пикник оказался больше похож на маленький фестиваль в рамках большого: костёр плюс импровизированный концерт «Гитара по кругу», благо было кому слушать, читать и петь – во главе с хозяином мероприятия Алексеем Таланцевым.
И завершился фестиваль «Остров» в родном «Арсенале» Довлета, в небольшом зале Клуба Авторской Песни, на той сцене, которую Довлет построил своими руками. Для нас пели на прощание Юра Чайка и Саша Иванов. И все чувствовали себя родными… Даже усталости не было. И не хотелось расходиться. Но были на руках билеты в Харьков и Москву, и фестиваль точно в срок ставил свою точку. Хорошую точку.
Саша Иванов сказал мне на вокзале перед посадкой в московский поезд:
«Знаешь, сейчас я чувствую такое… хорошее опустошение в душе после выступлений. Значит, всё в порядке, значит они (слушатели) – взяли!».
А Юра Чайка написал уже из Харькова в письме:
«Для меня поездка стала большим праздником, я и до сих пор не отошёл от массы положительных эмоций. Атмосфера, свидетелем которой я стал на прошедшем только что фестивале, радость от участия в общем деле, на которое вы подняли людей – все это настраивает на самые добрые эмоции и ожидания. По-моему, заложена традиция нового формата фестиваля и, судя по реакции на мероприятиях всех трёх дней, дело пойдёт и дальше. Отдельно отмечу, помимо высокого эмоционального уровня, ещё и высокий творческий уровень фестиваля, его концертной составляющей. Это – когда в памяти остаётся не только общение, но и сами новые для тебя песни (стихи). У меня это произошло».
Признаюсь, были у фестиваля недостатки и проблемы. В чём-то они похожи везде. И дефицит средств, и человеческий фактор, и трудные мысли на следующий день… Организаторы меня поймут.
Позже (это сейчас, когда я сижу перед монитором компьютера) позвонил мне из своей «вечной командировки» известный учёный в области угольной энергетики Коля Чернявский и, как теоретик жанра, и, как «надёжное золото» (помните? – у Высоцкого…), сказал чётко и ясно:
«Фестиваль, на мой взгляд, удался. Перенос его в зал резко повысил планку качества. Музыкальная часть оказалась достойна сцены Школы Джазового и Эстрадного Искусств. Что касается части смысловой, то оказалось, что и мастерские, и конкурсная часть концерта, и гостевая, и концерты гостей, и мини-слёт на Жуковом острове, и заключительный концерт Почётных иногородних гостей воспринимались слушателями и самими участниками как единое целое, где, при всей разнице вкусов и взглядов, все оказались единомышленниками и смогли расслышать друг друга. Наверное, это то, чего всю жизнь стремился добиться Довлет».
Вот и всё. Спасибо участникам и зрителям за искренность и сотворчество.
До новых встреч на «Острове»!

Олег Рубанский,
Президент фестиваля «Остров».
Киев, май 2009.
Журнал «Джаз», № 3 (19), 2009г.

Hosted by uCoz